— Переходы в сезон вообще-то не разрешены. Ну, из слабенькой команды кого-нибудь бы простили, глаза прикрыли б, — и динамовец рукой махнул.

— То есть, одного всё-таки можно? — не сдался несостоявшийся ценитель красот Уагадугу.

— Ну, попробовать, разве что…

— Так найдите.

Через пару дней предложили — Трофим Арисагин из аутсайдера чемпионата «Кайрата».

— Езжайте, и без него не возвращайтесь.

Даже не знал Тикунов, что за «Кайрат», где играет, чьих будет, а расспрашивать и некогда было, да и желания не нашлось. Даже фамилия потенциального новобранца не насторожила, хоть сам же по указанию Подгорного зимой велел паспорт этому персонажу без проволочек выписать. Там-то было написано — гражданину Перу Т. Кубильясу, а тут — Арисагин какой-то… Чукча, что ли? Жена в музей на выставку скульптур из моржовой кости как-то затащила, так там всё некоего Вуквутагина расхваливали. Небось, из этих же. Ну не большой болельщик — но вроде как положение обязывает теперь и за этим присматривать. Отправил. Поехали. Только потом выяснилось, что в Алма-Ату.

Вот чего людям спокойно не живётся?

Интермеццо семнадцатое

Тому, кто не сует свой нос куда попало, дышится легче.

Чем шире нос, тем толще сопли.

Вадим Степанов зашёл второй раз. Первый раз выпнули. За дело — ну, в смысле не по заднице задело. За дело выпнули — ворвался в больницу и напролом пошёл в кабинет главврача.

— Чего вам? — грудью, кхм, пятого размера встала на его пути женщина бальзаковского возраста. А сколько вот, интересно, лет было Бальзаку?

— С Трофимкой чего? Где он? — ну и выпнули. За дело.

— Разрешите спросить, — вежливо постучал.

Грудь подвинулась — но там ширма, получился от силы метр прохода — а грудь, как мы помним, пятого размера. Осталось едва полметра. Степанов сделал ход конём. Не, не лошадью — конём. Поднял обладательницу и передвинул на два шага вперёд и на один вправо. Лошадиный гамбит.

— Молодой человек, вы в медучреждении! — ворохнулась обладательница, но при этом мило-густо покраснев.

— Доктор, — показал женщине полный рот железных зубов бек, — Скажите, пожалуйста, что с ногой у футболиста такого чернявенького? У вас, говорят, чалится.

— Симулянт он, ваш чернявенький! — сдвинул брови эскулап, сидящий за заваленным черепами столом.

— Чего это у вас? — опешил стоппер, он же последний защитник, он же по ситуации плеймейкер, то есть, распасовщик в «Кайрате».

— Это? — очки съехали со лба на нос. Осмотрел «Апофеоз войны», вероятно, послуживший Верещагину образцом для подражания. — Это Ниночка Ивановна порядок в шкафу затеяла наводить.

— Затейница она у вас.

— В шестой палате ваш Винегрет.

— Винегрет? — Вадим представил красно-гороховый салат. Неприятное зрелище, если применительно к человеку-то. Неужто всё так плохо?.. А говорит — «симулянт»!

— Он сам так себя называет, — качнула пятым Ниночка Ивановна.

— А — вингер, наверное… Только какой же он вингер? Полузащитник он у нас.

— Полу — это правильно. Нога-то одна рабочая. Вот защитники у него — это да.

— Милиция охраняет? — удивился бек.

— Берите выше, — хмыкнул глав.

— КГБ? — глянул в потолок Степанов.

— Не к ночи будь помянуты… Гораздо выше.

— Неужто члены Политбюро? — ужаснулся стоппер.

— Мелкотравчатый и приземлённый вы индивид. Дамы там.

— Медсёстры? — кто из них в шестой палате?

— Ниночка Ивановна, проводите Сусанина.

— Так Сусанин — сам проводник! — блеснул эрудицией плеймейкер.

— Проводник — это Харон. А Сусанин — заблудшая душа. И бородач, естественно, — очки сами забрались на лоб. — Не задерживайте Ниночку Ивановну — тут ещё берцовые не разобраны. Постойте, а что это у вас с nasus? И как ваша tuba Eustachii?

— Разная трактовка футбольных правил, — шмыгнул nasusом капитан «Кайрата».

— Ниночка Ивановна, зайдите по дороге в шестую к Вадиму Витальевичу, пусть осмотрит трактовальщика.

Интермеццо семнадцатое

Заяц и медведь сидят в тюрьме. Открывается дверь камеры, и в нее вталкивают верблюда.

— А ты говоришь, Миша, здесь не бьют. Посмотри, что с лошадью сделали!

А потом он кэ-эк вдул! А потом ещё вдул, а потом вдул из последних сил.

— Хватит, хватит! — затрепыхалась Сиомара, но неугомонный Трофимка вдул ещё раз. — Лопнет же сейчас! — отобрала кубинка у него голубой воздушный шарик. — Теперь надувай красный.

На минутку зашли четыре дивы из «Крыльев» проведать «жениха». Не пришлось ехать выручать бедняжку — самого привезли. Сейчас же идут на парад, будут возглавлять шествие «Бессмертного полка». У Сиомары никто в ту войну не погиб, потому просто несёт большую палку с шариками. Вышла из дому, а озорники-мальчишки лопнули два. Получилась палка куцая — вот, попросила Трофимку новые надуть. Так как с ней были Сенчина и Толкунова, то общались испаноговорящие на русском.

— Вдувайт менье шарик. Нога больит? Но губы не больят!

Трофимка, даже если бы ему не ногу сломали, а губу оторвали напрочь, то и тогда бы вдул. Ногу, кстати, не сломали, и даже мышцу икроножную не порвали. Первый удар пришёлся в латеральную клиновидную кость, похромал и вроде разбегался. А потом двумя ногами этот гад въехал по латеральной же лодыжке и по длинной малоберцовой мышце… Боль была страшенная, но отделался всё же легко, тремя ушибами — лечили тугой повязкой и мазями. Ещё новшество испытывали — сам первый секретарь из Москвы учёных выписал и заставил их электрофорез Теофило делать. Сам перуанец таких длинных слов не знал, это на коричневом ящичке, что у него в палате стоял, было написано: «Аппарат для электрофореза». И на русском, и на английском. Всякие экранчики со стрелками, кнопочки-лампочки, а ещё под его жужжание хорошо засыпать.

Неделя уже, как привезли из Москвы. Теофило даже рад, что ему чуть ногу не сломали, потому как Сиомара и её подруга Керту Дирир у него в палате теперь каждый день бывают. Правда, один раз их милиция увела.

Дело было так. Только ушел от него Папа, который «Стрепьянов», и тут входят два грозных мужика и говорят Теофило, что он теперь будет играть за команду московского «Динамо». Мужчины солидные, но один — в ненавистном для Кубильяса генеральском мундире.

— А я — «Кайрат», — говорит им Теофило и показывает новую футболку, что Стрепьянов-Папа и принёс. Красивая, полосатая — жёлтая с чёрным, чёрные же и рукава, и удобный воротничок. Им и пот можно вытереть, если будет в жару глаза заливать.

— Так тебя в армию призовут! Ты же теперь гражданин СССР, у нас все мужчины должны служить. А мы запишем тебя в школу милиции, и из «Динамо» не заберут. Собирайся давай, и поехали. Там у нас и врачи лучше.

— Я — «Кайрат», — не сдаётся Теофило.

— А ну, живо ноги в руки, и шагом марш! На Тишкова, небось надеешься? Так если и откопают, то ему точно не до тебя, сопля неумытая, будет, — зарычал на него генерал.

Генералов Трофимка не любил, но боялся. Хоть и не понял, как это можно — «ноги в руки», но стал собираться — куда деваться-то? Сумку вытащил из под кровати, стал красивую новую футболку складывать — а тут опять Сиомара с Керту входят. Апельсины им Маша Тишкова достала.

— Чего ты делаешь? Тебе же лежать надо! — спросила его возлюбленная по-испански.

— В Москву еду. Грозят в армию забрать, — развёл руками Трофимка.

Дальше всё быстро произошло. Сиомара подошла к генералу, сняла с него фуражку и выкинула за дверь. Чего-то крикнула Керту по-английски. Эфиопка и самая красивая девушка после его Сиомары фуражками не стала заморачиваться — она просто схватила негенерала за шиворот, развернула и… нет, не пнула, старенький всё же. Просто выдворила, толкнув под зад коленом. Тут генерал цапнул её подругу за руку. Зря! Керту как-то молниеносно нагнулась, подхватила его под коленки, вынесла в коридор и спустила с лестницы — благо ступенек всего пять, и удар пришёлся не головой старенького генерала об бетон, а… всё-таки головой, но об зад негенерала, уже отряхивающегося на лестничной площадке. И тут генералу не повезло. Нет, Керту уже успокоилась, а Сиомара — не драчунья. Драчун поднимался вверх по лестнице.